Коммунары, оказывается, были разными. Одни сражались на баррикадах в Париже, другие – за хоромы для собственной персоны. Ну, может, не за хоромы, а за дома, но всё же.

Слово «коммунар» в советское время было на слуху, а рабочий барак в нашей стране периода индустриализации стал неким новым воплощением коммуны.

После окончания гражданской войны жилищный вопрос решался просто: «победители» вселялись в квартиры «бывших» или хотя бы получали жилплощадь за счёт «уплотнения». Под жильё были заняты гостиницы, а также многие прежде служебные помещения. Но население Уфы росло быстрее, чем расширялся жилищный фонд, стройматериалов катастрофически не хватало, именно тогда появились «каркасные», «соломитные» (из соломы, обмазанной глиной), «фибролитные, «шлакоблочные» дома. По сути, всё это были бараки. А тем счастливчикам, которые планировали попасть в новый кирпичный дом с важным названием «дом-коммуна», порой приходилось жертвовать многим. Нельзя, например, было везти в новую квартиру свою мебель, невозможно было дома сварить суп или кашу – там просто не было кухни – питаться жильцы дома должны были в общей столовой или на общей кухне. Да и вообще из четырёх обязательных блоков квартиры в современном понимании – спальни, комнат отдыха и досуга, кухни и ванной с туалетом, дом-коммуна предлагал жильцам для индивидуального пользования только первое. Мыться жители такого дома могли либо в общей душевой, либо в районной бане. Общими задумывались и помещения для досуга – с библиотекой, комнатами кружковых занятий подростков, а также спортивным залом. А маленьких детей вообще предлагалось оторвать от папы и мамы и определить в круглосуточный детский сад или ясли. «Что за глупости, – скажете вы. Тем не менее, такие порядки были зафиксированы в 1928 г. в «Типовом положении» о домах-коммунах.

В 1930-м захотели построить такой дом и в Уфе. В самом центре города, рядом с горсоветом! Вот только малость припозднились: проект был готов в марте, а всего через два месяца вышло постановление, в пух и прах разбившее идею домов-коммун. Проект начали переделывать под обычный коммунальный дом со всеми благами тех лет – водопроводом, центральным водяным отоплением и собственной котельной, канализацией (точнее, с выгребными ямами – в то время в Уфе ещё не было централизованной городской канализации). А в газетах началась кампания против «исключительно левацкой» идеи домов-коммун. Параллельно шли материалы о строительстве первого коммунального дома в соседнем квартале на Егора Сазонова, неспешно «подходящее к концу» аж третий год: «…сваливается штукатурка, потрескиваются стены, отсутствует канализация, водопровод… Во всём доме нет уборных». Следующие фразы вообще сражают наповал: «Некоторые квартиры превращены жильцами в грязные сараи. В комнатах рубят дрова…»

Интересно, вас больше удивило то, что прямо в квартирах рубят дрова или то, что строящийся дом уже заселён? А ещё любопытно, рубили ли дрова первые жильцы несостоявшегося дома-коммуны, которые вселились в него в 1932 г.?

21 июля 1953 года в жизни дома, запроектированного некогда без кухонь и ванных комнат, произошло эпохальное событие: в 14 часов 20 минут работники газораспределительной станции открыли задвижку, и вскоре в домашние плиты и газовые колонки поступил газ – легендарный дом был газифицирован в Уфе первым.

Парижская коммуна просуществовала 72 дня, уфимский дом-коммуна вообще жил только в планах, но легенда о нём существует уже девять десятков лет: был, говорят, в Уфе когда-то дом-коммуна. Вот только был ли он?